В этом году мы впервые празднуем европейское Рождество – то, которое двадцать пятого, без снега и без Христа. Мы думали, это будет так: наш домик в литовской Жмуди, печь согревает длинные зимние вечера, трёхметровая туевая изгородь украшена гирляндами, а из-за неё, как обычно, соседская собака лаем отвечает на колокола ближайшего костёла. Вместо этого мы ещё с середины Адвента в Берлине, в самом центре суеты по поводу любимого европейского праздника – Икс-маса.
Вайнахтсмаркты кружат голову глинтвейном и каруселями, толпы ломятся на распродажи, окна бюргеров соревнуются украшениями с витринами магазинов (встречаются и клинические случаи украшательства)…
…в кирхах дают рождественские концерты на любой вкус – от джаза до барокко.
И мы глинтвейн пили, штоллен ели, по марктам толклись, Вивальди с лютеранами слушали.
Но оставаться лишь потребителями готового праздника не хотелось. А тут ещё и старая православная привычка к сказкам и паломничествам. И мы пошли – пешком на старое кладбище Святого Матфея в Шёнеберге, поклониться мощам братьев Гримм.
При входе – мрачная арка, опутанная узловатой лозой. И непропорционально маленькое кладбище за нею, усечённое нацистской перепланировкой Берлина, зажатое между стенами жилых домов. Вот могильные цветы, фонари и лампадки, и тут же сгрудились у подъезда велосипеды.
Крестам надгробий вторят перекрестья оконных рам.
Чьё-то окно открылось сюда, как во внутренний садик.
Но изнутри кладбища, наоборот, создана иллюзия утраченной перспективы: по глухой белой стене, срезающей восточную часть некрополя, прочерчены силуэты крестов и фамильных склепов.
Без рисунков склеп смотрелся бы как экстравагантный готический вход в дом. А так это скорее портал в мир теней, чем в мир живых. Впрочем, проверить это мы не смогли. Сколько ни дёргали ручки, все двери оказались заперты.
Тесное, но аккуратное соседство с местами постоянной прописки духов – это в Шёнеберге нормально. Кто-то живёт с мертвецом через стенку, а кто-то – прямо в кирхе, как на Хайльброннерштрассе.
Кирха действующая. По центру – вход в храм, по бокам – готические подъезды с домофонами и фамилиями жильцов.
Западная часть кирхи изначально спроектирована как пятиэтажный жилой дом.
Кладбище св. Матфея тоже не просто памятник. Оно используется и сейчас. Здесь можно забронировать место на тот срок, который хватит денег оплатить. Даже и мастерская по изготовлению надгробий никуда не делась с 1894 года.
Вот только мода на надгробия сильно изменилась. Покойников тут продолжают хоронить не бедных, но теперь они склонны к большей лёгкости. Вплоть до оригами.
Попытки встроиться в тяжеловесный стиль прошлого куда менее удачны.
Скульптура девятнадцатого века вызывает уважение, беззащитные бумажные журавлики – жалость…
…а чайки, словно срисованные с конфет «Буревестник» – только недоумение.
Птички вообще становятся популярнее ангелов. В том числе и живые. Их приваживают, начиная от кормушек на кладбищенской ограде…
…до кормушек на могилках…
…и могилок-кормушек.
Да, старые символы кое-кто продолжает использовать – и тех же ангелов, и даже шлем с пёрьями, как на этой старой могиле…
…а выходит всё равно не лучше, чем фантик «Буревестника».
Картинка в стиле адского наива украшает, судя по миллиону алых роз, самое популярное на кладбище захоронение. Оно байкерское. А «Адские ангелы» – едва не запрещённая в РФ организация. Кавалер Ордена Почёта по кличке Хирург писал в СовФед кляузы, чтобы конкурентов внесли в «патриотический стоп-лист». И не зря. Судя по надгробию, западный мотоклуб очень непатриотичен: все надписи на могиле – английские, и даже вместо немецкого имени – космополитская кличка. Таких Орденами Почёта не награждают.
Даже череп, и тот несерьёзно смотрится на могиле заигравшегося в подростковые игры пятидесятилетнего дяди. Зато напротив – лицом к лицу, как христианские и мусульманские надгробия на смешанных кладбищах – лучший кладбищенский символ во всей своей красе.
Оплатив недешёвое удовольствие полежать на элитном кладбище, здесь встретились гопник и аристократ. Ровесники, и оба умерли пятидесятилетними. Но у одного кличка, а у другого – приставка de. Вот черепа и непохожи. У одного – с пёрьями, у другого – с лягушкой.
Самое смелое надгробие, как ни странно, у деда 1932 года рождения. Общественный активист даже и могилу себе устроил как стенгазету.
Поскольку это Берлин, то активист, конечно, с приставкой «гей». Борец со СПИДом и его носитель. За ним вдоль западной стены кладбища старые захоронения активно заселяют гей-пары. С символикой случается полная неразбериха. От прежнего владельца остался крест и хризма – а под ними сплелись теперь два марсова копья.
Первое копьё принадлежит немецкому писателю Наполеону Сейфарту, автору автобиографического романа «Свиньи должны быть голыми». Ещё живой возлюбленный Наполеона ему, кстати, свинью на могилу и положил.
Гомосексуально ориентированный потомок четы Августа и Генриетты Ленцов (не прервался ли на нём род?) принёс на семейный участок труп своего партнёра.
Могилу он оформил, натянув на каменную тумбу радужный флаг. В сочетании с лампадкой в форме магического шара смотрится как алтарь новой религии.
Продолжение следует…
Оригинал взят у roman_i_darija в Хmas на старом кладбище Шёнеберга: дети, геи, братья Гримм. Часть 1